Замри, умри, воскресни! - Страница 30

— Вперед! Прошу! На выход!

— Не совершаем ли мы ошибку? — Когда до-до дела, мне стало не по себе.

— Да ты что? — закричал режиссер. — Может, у тебя есть идея получше? Предпочитаешь морозить кости в своей ночлежке? Вымучивать последний эпизод, который у тебя сегодня получился курам на смех?

— Нет-нет, — пробормотал я, натягивая на уши кепку.

На улицу я вышел первым. В голове крутилась одна мысль: у меня жена и трое очаровательных, хотя и шумных ребятишек, так какого черта мне понадобилось за восемь тысяч миль от них, в этой богом забытой дыре? Во что я впутываюсь?

Потом, уподобившись Ахаву, я подумал: опять этот промозглый чулан, все та же койка, сбившиеся бледно-холодные простыни, окно, которое умывается слезами, как нечистая совесть, — и так всю ночь. У меня вырвался стон. Рванув дверцу автомобиля, принадлежавшего Гиберу Финну, я втиснул внутрь сначала одну ногу, затем другую, и мы покатились по городу, как мяч в кегельбане.

Сидевший за рулем Гибер Финн не умолкал ни на минуту, то веселясь, то изображая рассудительного короля Лира.

— Дикий разврат, говоришь? У вас будет такая ночь, о какой вы и не мечтали, — приговаривал он. — Кто не знает Ирландию, тот ни в жизнь не догадается, какие здесь есть тайные возможности!

— Я подозревал, что у вас должна быть Какая-то отдушина, — прокричал я.

Спидометр добрался до пятидесяти миль в час. По правую сторону от нас мелькали каменные стены; по левую сторону от нас мелькали каменные стены. Темное небо, все без остатка, обрушивалось ливнем на темную землю.

— Скажете тоже: «отдушина»! — фыркнул Гибер Финн. — Если об этом пронюхает церковь… благо, она ничего не знает! А может, и знает, только виду не подает, думает: пусть себе живут, букашки несчастные!

— Куда?.. Зачем?..

— Сейчас увидите! — только и ответил Гибер Финн.

На спидометре уже было шестьдесят. У меня нутро превратилось в каменную кладку, почище каменных стен, что мелькали справа и слева.

«Интересно, у этой машины есть тормоза?» — пришло мне на ум.

Смерть в автокатастрофе на ирландской дороге, вообразил я: прежде чем случайный прохожий найдет наши бренные останки, их размоет дождем, а к утру они уже впитаются в почву. Да и что такое смерть? Все лучше, чем гостиничная баланда.

— А можно еще быстрее? — спросил я.

— Запросто. — Гибер Финн разогнался до семидесяти.

— Ну вот, так будет хорошо, — с трудом выдавил я, пытаясь угадать, что нас ждет.

И вообще: что творится за вечно плачущими серыми стенами Ирландии? Есть ли вероятность что под хлюпающей жижей, под кремнистой породой, в стылой пучине бытия тлеет уголек, который еще можно раздуть, чтобы пробудились к жизни вулканы, а потоки дождя закипели, превращаясь в пар?

Есть ли вероятность, что в багдадском гареме, где каждая опочивальня переливается и блестит шелками с бахромой, самые умопомрачительные наложницы не имеют ни единого украшения? С такой же вероятностью в здешних непросыхающих краях можно встретить ренуаровских женщин с теплой персиковой кожей, ярких, как светильники, к которым тянешь руки, чтобы отогреть ладони. Мы проехали какую-то церковь. Не то Проехали женский монастырь. Не то. Проехав деревню, по-стариковски сгорбленную под соломенными крышами. Не то. Каменные стены слева. Каменные стены справа. Не то. Хотя…

Я покосился на Гибера Финна. Он вполне мог бы выключить фары и освещать нам дорогу немигающим, пронзительным сиянием своих устремленных вперед глаз.

Жена моя, заговорил я про себя, дети мои, простите мне эту ночь, даже если я сотворю какую-нибудь гадость, ибо здесь — Ирландия, ливень, несусветное время суток и захолустье под названием Голуэй, куда мертвецы приходят умирать.

Взвизгнули тормоза. Но еще добрых девяносто ярдов нас несло вперед; я чудом не расквасил нос о лобовое стекло. Гибер Финн выбрался из машины.

— Мы на месте. — Его голос утопал в дождевой лавине.

Я посмотрел налево. Каменные стены. Посмотрел направо. Каменные стены.

— Куда мы приехали? — прокричал я.

— Что значит «куда»? — Он загадочно ткнул пальцем в темноту. — Вот сюда.

В стене обнаружилась дырка — невысокая, но широко распахнутая дверца.

Мы с режиссером направились туда вслед за ним. В потемках удалось разглядеть другие машины и множество велосипедов. Кругом — ни огонька. Тайный притон, решил я; да, это настоящее гнездо разврата — при такой-то секретности. Что я здесь забыл? Кепку пришлось надвинуть еще глубже. По шее ползли струйки дождя.

Протиснувшись в дыру, мы растерялись, но Гибер Финн подхватил нас за локти.

— А теперь, — хрипло прошептал он, — замрите. Ждать осталось совсем немного. Вот, глотните пока для поднятия духа.

Фляжка больно стукнула меня по пальцам. Я влил в себя порцию огня и выпустил пар из котла.

— А дождичек бодрит, — выговорил я.

— Умом тронулся, — буркнул Гибер Финн и тоже глотнул — вслед за режиссером, маячившим во мраке, как тень среди теней.

Я украдкой огляделся. У меня создалось впечатление, будто нас посреди ночи выбросило в море, где на бурлящих волнах покачиваются люди-лодки. По двое, по трое, низко опустив головы и что-то бормоча, перед нами кишело не менее сотни человек.

Атмосфера была какая-то нездоровая. «Боже милостивый, куда мы попали?» — молча вопрошал я, изнемогая от любопытства.

— Гибер Финн?.. — окликнул режиссер.

— Погодите, — шепнул Гибер Финн. — Вот-вот начнется!

Чего я ожидал? Наверно, думал: сейчас будет зрелище, как в старом фильме, когда на паруснике вдруг откидываются безобидные с виду переборки кают, а там — пушки, которые станут палить по врагу. Или же фермерский дом раскроется, словно коробка из-под крупы, а там — ракетная установка, которая выпустит снаряд, чтобы уничтожить Париж с расстояния в пятьсот миль.